— Ну， а как кончился год， хозяин прогнал меня и не заплатил и ломаного гроша. Только выпросил я у него кусок воску. Вылепил я из того воску лошадёнку， сел на неё и поехал к деду， ведь отца-то у меня ещё не было. Еду， еду — приехал в лес. А тут и есть захотелось. Потянул носом — чую， на ёлке жареным пахнет. Подъехал я к ёлке， а там в дупле жареные дятлы пищат. Ну， голод не тётка. Полез я в дупло за дятлами. Лезу рукой — не влез， лезу ногой — не влез， лезу головой — не влез， бросился всем туловищем — влез. Наелся там дятлов сколько хотел — и назад. Лезу рукой — не вылезу， лезу ногой — не вылезу， лезу головой — не вылезу， всем туловищем понатужился — тоже не вылез. Вспомнил я， что у хозяина за лавкой топор лежал. Побежал， взял топор， прорубил в дупле дырку побольше да и вылез.

　　— Мало ли чего на свете не бывает！ — говорит пан.— Может， и правда.

　　— Вылез я， сел на лошадку， заткнул топорик за пояс и еду дальше. А топорик тяп да тяп， тяп да тяп…… Вдруг лошадка стала — и ни с места. Оглянулся я — половины лошадки нету： обрубил её топорик！ Чтоб тебе пусто было！ Вырезал я палку из ракиты， сшил лошадку да и еду опять. А ракита вдруг стала расти и расти — выросла до самого неба. Ну， думаю， полезу на небо， погляжу， что там делается.

　　Пан перестал пыхтеть трубкой：

　　— И что же ты там видел на небе？

　　— Чего я там только не видел， пане！ Иду я это по небу， а в одной хате святые вечеринку справляют： пьют， гуляют， весёлые песни распевают. Хотелось мне к ним зайти， да нет， думаю， с пьяными лучше не связываться， а то ещё тумаков надают. Иду дальше. В другой хате святой Микола храпит под столом， словно пшеницу на базаре продал. Видно， порядком хлебнул.

　　— Мало ли чего на свете не бывает！ Может， и правда，— говорит пан.

　　— И верно， что правда！ Своими глазами видал. Зашёл я к Миколе， думал — может， чем поживлюсь. Да где там！ Бутылки на столе пустые， хлеба ни крошки. Покрутился я， вижу — валяется возле хозяина золотая шапка. Возьму， думаю， хоть Миколину шапку. Зайду где-либо по дороге в корчму， меня за неё и накормят. Взял я шапку — и назад. А тут Микола проснулся， начал шапку искать. А её нету. Наделал он крику-шуму…… Надо， думаю， домой бежать， а то поймают — от беды не уйти. А тут никак не найду того места， где ракита на лошадке растёт. Я и туда， и сюда — нету ракиты. Вдруг вижу — святые на току гречиху веют， мякина так по всему небу и рассыпается. Давай я её ловить да верёвку вить. Свил， привязал одним концом к небу и начал на землю спускаться. Спустился к другому концу верёвки， а земли всё не видать. Повис я меж землёю и небом. Хорошо ещё， что со мной топорец-то был. Возьму это я отрублю конец верёвки， снизу подточаю и дальше спускаюсь.

　　— Мало ли чего на свете не бывает！ — говорит пан.— Может， и правда.

　　— Точал я этак， точал， да и не приметил， как сквозь землю проскочил и в аду очутился. Иду по аду， разглядываю， как там и что. Вдруг вижу： ваш покойный батюшка — худой， босой， оборванный — свиней пасёт.

　　Вытаращил пан глаза， трубка изо рта выпала：

　　— Врёшь， хам！ Не может этого быть， чтоб отец мой да свиней пас！

　　А Янка хвать тарелку с золотом — и за двери！